Помер Гектор, плачь не плачь -
Не спасут ни жрец, ни врач, -
И не стало у Пелида
Стратегических задач.
Соблюдая политес,
Быстроногий Ахиллес
Думал было гнать обратно
пароконный "мерседес",
но, усопшего врага
обозревши свысока,
заприметил на покойном
два блестящих сапога.
Не обувка, а мечта -
хром начищен хоть куда
И новехонькие гвозди
на подметке в два ряда.
Всякий, кто топтал кирзу,
уронил бы здесь слезу.
У Ахилла защипало
в левом, кажется, глазу:
столько лет почем зазря
подставлялся за царя
и еще не заработал
на такие прохаря!
читать дальше"Ладно, - мыслит, - что гадать:
чтоб добру не пропадать,
надо их экс-про-при-это,
в смысле, слямзить и удрать".
Буркнув "Всё одно враги",
стал сапог тащить с ноги.
Час пыхтит, а толку нету,
потому что сапоги
по причине новизны
были Гектору тесны:
левый тянешь - ноль эмоций,
правый тянешь - хоть бы хны!
Пот с бедняги в три ручья,
а на выходе ничья.
Но в Пелидовом отряде
не держали дурачья.
Истощив всего за час
сил и ругани запас,
он в багажник колесницы
устремил орлиный глаз.
Вот аптечка, вот насос,
что еще? Смешной вопрос:
длинный трос для буксировки,
офигенно крепкий трос!
"Н-но, залетные, пошли!" -
эхом отдалось вдали,
и покойник с сапогами
утонул в густой пыли…
* * *
Царь Приам, от горя бел,
долго из окна глядел,
как Пелид, скрипя зубами,
над покойником пыхтел;
вместе с ним, разинув рот,
сей прискорбный эпизод
наблюдали часовые
на стене и у ворот.
Лишь когда, гремя ведром,
как весенний первый гром,
боевая колесница
в сизой дымке за бугром
растворилась, будто сон,
оклемался гарнизон:
Снаряжай, кричат, погоню,
да какой теперь резон?
Вот Приамовы гонцы
весть несут во все концы:
"Коли сыщутся такие
в стольной Трое молодцы,
кто собой готов рискнуть,
чтобы тело возвернуть,
пусть немедля выступают,
там сочтемся как-нибудь".
Час, другой и третий ждут -
добровольцы не идут
(слух пошел: герою в жены
Брисеиду отдадут).
Дотемна прождали зря,
а когда зашла заря,
оказалось: в ожиданье
проворонили царя...
* * *
Средь крутых прибрежных скал
стан ахейский крепко спал,
лишь Ахилл над сапогами
неусыпно колдовал:
над угольями смолил,
в голенища масло лил -
не снимаются, заразы,
будто кто заговорил!
Плюнув с горя на песок,
промокнул Ахилл висок:
"Срежу, - думает, - подметки
да пойду вздремну часок".
Чуть решил улечься спать,
как за локоть кто-то хвать! -
и давай его, Пелида,
со слезой увещевать:
"Сжалься, доблестный Ахилл!
Много жизней ты сгубил,
а вчера могучей дланью
сына моего убил.
Верю, сердцем ты не груб,
не злопамятен, не глуп,
так почто ты с поля брани
уволок несчастный труп?
Вспомни (Лосева читал?),
ты же грек, а не вандал -
пусть не вышел воспитаньем,
но фигурой наверстал!
Славный Гектор был боец,
так позволь же, чтоб отец
тело павшего героя
сам доставил во дворец!"
Слыша сей высокий слог,
объяснить Ахилл не мог,
что причиною покражи
был какой-то там сапог.
Буркнул: "Что ж! Не звери, чай.
Ты, папаша, не серчай,
но ответную услугу
за уступку обещай.
Брисеиду, ёж ей в плешь,
забери отсель допреж.
Спасу нет от энтой бабы,
хоть ты бей меня, хоть режь!
Мне от ейного нытья
и на фронте нет житья -
ей, гадюке, между нами,
Минотавра бы в мужья!
Знай долдонит: "Не моги
трогать энти сапоги!
У покойника чесотка
и не твой размер ноги!"
Тут-то, на помин легка,
Брисеида в три прыжка
прискакала и повисла
на плечах у старика:
"Ах, папаня! Ах, родной,
мочи нет - хочу домой!
Чем с таким развратным хамом,
лучше век прожить одной!
Он ведь - не, ты токмо глянь,
и подметки срезал, пьянь, -
ничего не хочет слушать,
все "закройся" да "отвянь"...
"Цыц, - шипит Ахилл, - бабьё!
Это дело не твое.
Забирай, папаша, тело,
а в довесок и ее.
А подметки - не взыщи,
в чистом поле поищи,
да они и ободрались
на ходу об кирпичи..."
Царь, от счастья сам не свой,
поручился головой,
что претензий не имеет
и готов идти домой.
"Раз готовы - добрый путь!
Брисеиду не забудь.
Ну, а коль чего стрясется,
заходите как-нибудь..."
* * *
С первым криком петуха
луч прорезал облака
и скользнул с небесных высей
на ахейские войска.
В стане греческом галдеж,
третий день идет дележ,
снова будут морды квасить,
сразу видно, молодежь...
Так, невинный сделав вид,
думал мудрый Лаэртид,
волоча из общей кучи
все, что золотом блестит,
чтоб законная жена,
ни покрышки ей, ни дна,
не пилила, мол, трофеев
не привозишь ни рожна...
У костра, при свете дня,
Агамемнона кляня,
дух весеннего призыву
вырезал ножом коня.
Конь хорош, хотя и прост,
все при нем - копыта, хвост,
шея гордая дугою,
только жаль, не в полный рост.
Одиссей, бревном бревно,
рот разинул, как в кино,
и припомнил диалекты,
позабытые давно:
"Ша, боец! Сюды бежи.
Ты мене таки скажи:
шо цэ, в пень, за рукоделья
с полуострова Кижи?"
- Дак, товарищ замполит, -
воин жалобно скулит, -
вы ж сказали, сделать лошадь,
срочно надо, аж горит.
- От наро-од, компот те в рот!
Ты с рождения урод
или в танке был контужен
посреди нейтральных вод?
Я вчера чего сказал?
"Оборудовать спортзал",
шоб ты с цэй коняки клятой
на том свете не слезал...
Все, свободен. Нет, стоять!
Лошадь надобно изъять.
Есть на этот счет задумка,
только долго объяснять...
начало
http://www.diary.ru/~cattom/?commen...;postid=4794382
http://www.diary.ru/~cattom/?commen...;postid=6024710
а стащено отсюда
http://www.livejournal.com/users/th...650.html#cutid1 воть